В издательстве «Гешарим / Мосты культуры» вышла книга немецко-еврейского философа Франца Розенцвейга (1886 - 1929) «Звезда избавления». Мы публикуем вступительную статью к изданию. 1. 1. Личность Бывают люди, которые не просто создают нечто новое.

Сама их жизнь становится событием значимым и раскрывающим новые возможности для мира. Нет сомнения, что к таким людям относится Франц Розенцвейг.

Франц Розенцвейг родился 25 декабря 1886 г. в Касселе. Его поколению было суждено пережить величайший расцвет европейской культуры в начале 20-го века и ее крушение в 30-е годы, две мировые войны, революции в России и Германии, создание государства Израиль и перемещение цивилизационного центра в Америку. Однако Розенцвейг увидел только часть этих событий. Он умер 10 декабря 1929 года, когда главные катастрофы века были еще впереди.

Розенцвейг был человеком Серебряного века, но свою жизнь он превратил в источник идей и парадигм нашего времени. Розенцвейг сумел понять, что эпоха завершения европейской классики, на которую пришлась его юность, может стать не только началом "упадка Европы" или временем "отрицания всех ценностей", но и источником нового взлета расцвета. Переход между 19 и 20 столетием сама по себе был амбивалентным, но немногие его дети сумели преодолеть свое время и протянуть руку началу 21 века.

Розенцвейг был одним из первых евреев, "вернувшихся к вере" (баалей тшува). Фактически это обозначает новый тип иудаизма, сочетающий традицию и общину с приоритетом индивидуального выбора. Розенцвейг заново выстроил отношения между между иудаизмом и христианством. Эти его идеи на десятилетия опередили свое время. Для Розенцвейга встреча еврейского и европейского является не исторической случайностью, результатом древнего изгнания и тяжелой судьбы еврейского народа, а одной из великих тайн истории. Розенцвейг понимает исторический процесс как целое, но не отвлеченное от конкретной личности, каким его видят гегельянство и марксизм, а как напряженное движение человека в живой реальности. Розенцвейг верил, что взаимодействие евреев и Европы должно принести благо не только обеим сторонам, но и всему миру, и истории вообще.

Находясь на границе эпох, народов, религий, Розенцвейг являет собой границу в истории мышления. Он воспринимал себя наследником философской традиции от "Парменида до Гегеля". Не в меньшей степени он видел себя наследником традиции еврейских пророков и мудрецов. Между тем, по отношению и к философии, и к религии ключевым словом в мышлении Розенцвейга было прилагательное "новое". Что же нового можно было добавить к этим великим традициям? Философ Розенцвейг дает на этот вопрос четкий ответ.

В философском развитии Розенцвейга встречаются два фундаментальных направления в движении немецкой мысли. Первое из них идет от Гете. Розенцвейг находился под влиянием Гете на протяжении всей жизни. Все его произведения полны прямых и скрытых цитат из Гете. "Звезду избавления" можно рассматривать как развернутый комментарий к произведениям великого поэта и ученого. Однако Гете для Розенцвейга был не просто автором определенного рода текстов, а человеком, который проживал свою жизнь. По отношению к своим произведениям он бы не только автором, но и "auctoritas". Сама жизнь Гете представляла собой достойный текст, а проживший ее человек являлся живым героем реальности не меньше, чем его герои. Обращение к Гете было одной из важных характеристик эпохи. Путь Гете по-своему открыли Р. Штейнер, К. Юнг и многие другие. Для Розенцвейга Гете стал отправной точкой развития, но не завершением. Не меньшим ориентиром для него являлась философия Канта и Гегеля.

Дневники и письма, запись из дневника от 24. 05. 1908 (I:81). [1]

Гете - тезис, а Кант - антитезис. По их следам должен прийти синтез. Я не знаю, какое имя должно стоять за ним, но я надеюсь, что это имя будет мое.

В большой степени так и произошло. "Звезда избавления" Розенцвейга представляет собой грандиозный синтез канто-гегелевской и гетевской мысли.

Важно, что Розенцвейг видит в качестве величайшего достижения философии Гегеля не только охват ею всей реальности в полноте, но и способность рассматривать саму историю философии как часть философской системы. Иными словами, гегелевская философия рассматривает в качестве предмета не только саму себя, но и весь путь, который проделала философия от Парменида до Гегеля. Однако здесь скрывается главное затруднение философии. Гегелевская философия постигает саму себя, но постигает ли она Гегеля? В какой степени сам Гегель является предметом собственной философии? Этот вопрос кажется странным. Казалось бы, любая наука занимается изучением мира, а не ученых. Но философия дерзает касаться вопросов самого человека, а не только идеи. У Розенцвейга были основания полагать, что философия должна включать в себя и философа. И здесь на помощь Розенцвейгу приходят Гете, Шопенгауэр и Ницше. Все трое стоят на одной прямой. Жизненность Гете и связь его судьбы с его научными занятиями и творчеством очевидна. Розенцвейг пишет:

Дневники и письма, запись из дневника от 26. 3. 06 (I:36).

Художник, для которого вся его жизнь - искусство - не делает жизнь своим заданием. … В «труде его дней»[2] становится очевидна его сила. Таков Гете.

Гете относится к таким художникам, философам, поэтам, для которых сама их жизнь является их наиболее важным произведением. В отличие от Гете, Шопенгауэр и Ницше в своей жизни сумели выразить именно свою философскую позицию. Согласно Розенцвейгу, молодой Шопенгауэр не только дружил с Гете, но и в чем-то продолжил его философскую линию, которая представляла альтернативу учению Канта и Гегеля. Об этом Розенцвейг пишет так:

Розенцвейг. Звезда избавления

Шопенгауэр был первым из великих мыслителей, кто поставил вопрос не о сущности, а о ценности мира. В высшей степени ненаучный вопрос, если этот философ действительно не подразумевал, что надо выяснить объективную ценность, ценность мира для какого-нибудь «нечто», его «смысл» или «предназначение», - ведь это был бы тот же вопрос о сущности, только выраженный по- а хотел поставить вопрос о ценности мира для человека, быть может, даже для человека Артура Шопенгауэра.

Мир как предмет не объективного изучения, а оценки - это первый этап переворота Шопенгауэра в мышлении. Следующий этап - превращение меня самого, даже не моего Я, а моей самости в ценность. Этот следующий шаг осуществил Ницше: для него философия проявляется в самом философе, а не в придуманных им логических конструкциях.

Розенцвейг. Звезда избавления.

Так человек - не человек вообще, а один человек, совершенно определенный человек - стал господином философии, - не философии вообще, но своей личной философии.

Обретение человеком личностной субъектной позиции над философией является настоящей интеллектуальной революцией. Плод этой революции можно обозначить по-разному - новое мышление, философия диалога. Важно, что эта позиция возвращает философии фундаментальную установку, которую она утратила к нашему времени. Философия становится вновь философией философа, а не отвлеченным исследованием сущности всего. Похожая ситуация наблюдается и в области религии. Розенцвейг выстраивает совершенно новый подход к религии вообще и к каждой религии конкретно. Доброжелательно, хотя и критически, он рассматривает языческую мифологию, иудаизм, христианство, ислам. Не утрачивая своих важных социальных свойств, религия у Розенцвейга превращается в полностью личное дело. Бог Розенцвейга перестает быть богом философов, но не ограничивается и позицией Бога Авраама, Ицхака и Якова. Он становится Богом конкретного человека. Связь философии и религии с конкретной личностью не является для Розенцвейга простым проявлением гуманизма. Это самостоятельная интеллектуальная парадигма, которую Розенцвейг называет "новым мышлением". В отличие от философии от Парменида до Гегеля, новое мышление является мышлением мыслящего сейчас, и личность из него не выносится за скобки. Разворачиванию этой системы посвящена вся "Звезда Избавления" Розенцвейга и вышедшая уже в 1925 году брошюра "Новое мышление"[3]. Однако открытия Розенцвейга проявились не только в его книгах, но в самой его жизни, в его духовной биографии.

1. 2. Начало пути (1886-1906). Иудаизм, христианство, европейская культура. [4]

Исследователи мысли Розенцвейга часто упоминают, что он произошел из образованной ассимилированной еврейской семьи. Отец Розенцвейга Георг был преуспевающим коммерсантом, который уделял большое внимание образованию сына. Со своей матерью Адель Франц оставался в очень близких отношениях на протяжении всей своей жизни. Розенцвейг учился в местной гимназии, читал по-латыни и по-гречески, хорошо знал немецких авторов (в первую очередь, поэтов: Гете, Шиллера, Гейне). Немецкая культура была для Розенцвейга родной и любимой с детства.

Однако взрослые в семье не только заботились об общем образовании своего сына, но и не забывали о его религиозной и национальной идентичности. Вместе с соседями они посещали синагогу, отмечали праздники дома. Уже в детстве Франц знал многие тексты благословений и отрывки из Писания. Разумеется, иудаизм для родителей Розенцвейга существенно отличался от ортодоксального. Синагогу они посещали несколько раз в год по большим праздникам. Здесь собирался весь цвет еврейского Кассиля, солидная публика в цилиндрах. Звучал орган, словно в лучших христианских церквях. В этом сочетании светского и еврейского светское ожидаемо приобретало христианские черты. Желание понять, кто такой Франц Розенцвейг, срослось для мальчика с желанием понять, кто такие евреи, а позднее - и с тем, чтобы сформулировать, в чем состоят их различие и сходство с христианами. Интерес Розенцвейга к еврейству никогда не пропадал. Когда в одиннадцать лет Франц принес домой табель с самыми высокими отметками, отец пообещал, что исполнит любое его желание. Франц ответил: «Раз так, я хочу учителя, чтобы нормально выучиться ивриту!». Занятия вскоре начались. Уже в ранних письмах заметно знание Розенцвейгом Библии. Поверхностное отношение окружающей Розенцвейга либеральной еврейской среды к традиции казалось ему ошибкой, отсутствием интереса к своей культуре. Сочетание еврейских праздников с рождественской ёлкой вызвало у него ироничную отповедь, пародирующую тексты библейских пророков.

Дневники и письма, письмо Гертруд и Хелене Франк, Кассель, начало января 1900 г. (I:2-4).

Дорогие жительницы Кельна!

Случилось в двенадцатом году царствования Вильгельма Второго: разверзлись небеса и увидел я лики божественные. Ибо к Господу вознеслось неверие города Кельна: дети Израиля танцуют вокруг золотых деревьев.

Отношения между иудаизмом и христианством составляли проблему для Розенцвейга на протяжении всей его жизни. Основной вопрос здесь касается реальной связи религии с мышлением, с культурой. Вот размышление на волновавшую уже девятнадцатилетнего Розенцвейга тему отношения между религией и этикой.

Дневники и письма, запись из дневника от 27. 3. 06 (I:37).

… христианская этика. Как будто этика может воспитать или подпитывать религию. . . . религия никогда не основывается на этике. Этика возникает извне религии, из общения людей между собой. Религия просто втягивает этику в сферу своего влияния, чтобы получить от нее поддержку.

Один из важнейших вопросов здесь - проблема сочетания иудаизма и христианства с современной европейской культурой. Иногда Розенцвейгу представлялось, что иудаизм в чем-то более актуален, чем христианство, иногда он принимал противоположную точку зрения. В итоге, через много лет, Розенцвейг сформулировал концепцию неразделимости и несоединимости этих религий.

Дневники и письма, запись из дневника от 29. 9. 06 (I:57).

Метафизическое основание христианской этики: «что вы сделали одному из сих, то сделали мне» [Ср. Мф. 25:40] - иудейской: «Я Господь, Б-г Ваш, . . . будете святы, ибо свят Я» [Лев. 11:44, 19:2, 20:36]. Гетевская этика выводится только из нашей максимы.

Здесь Розенцвейгу представляется, что иудаизм оказывается ближе проблемам современности и высшим достижениям европейской культуры, чем христианство. Но что такое иудаизм? Розенцвейг неизменно задает себе этот вопрос и отвечает на него исключительно изнутри собственного опыта и собственного переживания. Франц осознает, что несмотря на свое еврейство, он и его окружение существуют в мире, где христианство в обличии дружбы, развлечений, науки, литературы предлагает принять себя со всех сторон. Чтобы избежать этой опасности, нужно сделать осознанное усилие - сохранить и развить в себе зерно еврейства.

Дневники и письма, письмо к родителям, Фрайбург, 6. 11. 1909 (I:94).

Мы совершенные христиане, мы живём в христианском государстве, ходим в христианские школы, читаем христианские книги, в общем, вся наша «культура» полностью базируется на христианстве. . .

Однако для Розенцвейга его самоопределение не может вытекать только из обстоятельств семейного или внешнего культурного порядка. Он должен для себя решить, кем он является на самом деле.

Дневники и письма, запись из дневника от 27. 3. 06 (I:36).

На чём же основывается мое еврейство?

I. «Это вера моих отцов». . .

II. «Я соблюдаю некоторые понравившиеся мне обычаи - но реального основания за этим нет». .

III. «Верю в Πλατων'а[5]». . .

IV. «Мне нравится представлять картины библейской истории». . .

Все эти аргументы, даже вера в Платона, не являются достаточным основанием для сознательного принятия иудаизма. Именно такие размышления приведут Розенцвейга осенью 1913 г. к намеренью принять христианство, но именно тогда он сознательно выберет иудаизм. Из всех приведенных фрагментов ясно, что для Розенцвейга вопрос о религии, в том числе вопрос о выборе конкретной религии, неотделим от глобальный философской, этической и культурной позиции.

1. 3. Годы исканий: медицина, история, философия. 1906-1913

В 1905 г. Розенцвейг, желая освоить значимую для жизни и общества профессию, начал изучать медицину в Геттингенском, Мюнхенском и Фрайбургском университетах, но довольно скоро осознал, что его влечет история и философия. В 1908-9 годах Розенцвейг приступает к изучению философии истории и политической философии Гегеля. Под руководством Фридриха Мейнеке он работает над диссертацией, которая была завершена в 1912 году и вышла в 1920 г. как книга "Гегель и государство". Эти исследования были тесно связаны с собственными интересами Розенцвейга, которые формировались под влиянием его родственника Ганса Эренберга.

В эти годы в Германии набирает силу неогегельянство. Например, Генрих Риккерт пытался объединить неокантианскую философию ценностей с гегельянской философией истории. 9 января 1910 года в Баден-Бадене состоялась конференция, участие приняли студенты Виндельбанда (в том числе Ганс Эренберг), Риккерта и Мейнеке (включая Розенцвейга). Это собрание показало, что неогегельянская методология не подходит для решения исторических проблем. Розенцвейг в своем докладе попытался описать исторические процессы с 17-го по 19 век как тезис, антитезис и синтез. Такой подход получил заслуженную критику как "антиисторическая абстракция" и повернул мысль Розенцвейга от Гегеля к Шеллингу. [6] Впрочем, взаимодействие Шеллинга и Гегеля оставалось важным для Розенцвейга на протяжении всей его жизни. В данной связи необходимо рассмотреть открытие Розенцвейга, которое сделало его имя известным среди историков философии. Разбирая в 1914 г. архив Гегеля, он обнаружил в нем листок бумаги, написанный гегелевской рукой, с изложением первой программы системы немецкого идеализма. Проанализировав найденный фрагмент, Розенцвейг пришел к выводу, что текст был написан Гегелем под диктовку Шеллинга. Самым интересным во всей этой истории является то, что программа чрезвычайно близка самому Розенцвейгу. Таким образом, в своих исторических изысканиях он наткнулся на основания собственной философской системы.

1. 4. Духовный переворот. 1913-1914

В эти годы в Розенцвейге зреет идея перехода в христианство. Отчасти эта идея является результатом его историософских поисков, отчасти - следствием процессов, которые происходили вокруг. Христианство принимают его родственники и друзья. Розенцвейг обсуждает с ними свои планы. Решающим в его намерении сменить веру явился знаменитый ночной разговор с его крестившимся другом Ойгеном Розенштоком, с котором он познакомился еще на конгрессе в Баден-Бадене. Впоследствии Розенцвейг описывает этот разговор в письме Рудольфу Эренбергу.

Дневники и письма, письмо Рудольфу Эренбергу. Берлин, 31. 10. 1913 (I:132).

Ночью в Лейпциге мы говорили с Розенштоком. Шаг за шагом он вытеснил меня с последних рубежей релятивизма, где я еще держался. . . Причина моего поражения - прежде всего в том, что я сам должен был подтвердить правомерность этого нападения. Если бы я мог подкрепить свой дуализм - Откровение и мир - еще и дуализмом - Бог и дьявол, я бы обезопасил себя от всякого нападения. Но этого мне не позволила сделать первая фраза Библии. Это - наша общая территория, и мне пришлось позволить ему занять на ней место.

. . . я оказался полностью обезоружен простым признанием Розенштока, с которого он только начал свою атаку. Такой человек, как Розеншток, сознательно выбрал христианство… - это полностью перевернуло мое представление о христианстве, о религии вообще и о моей религии. Я считал, что я христианизировал иудаизм. На самом деле я, напротив, иудаизировал христианство… Из этого я вывел важное лично для меня следствие: я объявил, что могу стать христианином, только будучи евреем…

"Ночной разговор" не позволял Розенцвейгу далее сохранять религиозную индифферентность, которую он называет "релятивизмом", и требовал от него принятия решения. Таким решением мог быть только переход в христианство. Но Розенцвейга останавливает несколько моментов. Во-первых, он не может принять "дуализм Бога и дьявола". В письме он называет это общей с Розенштоком территорией. Однако сам Розенцвейг осознает, что в этом неприятии содержится его еврейская позиция. Отсюда следует вторая проблема. Пытаясь приспособить для себя христианство, Розенцвейг, по собственному признанию, его иудаизирует. Таким образом, он хочет принять не христианство как таковое, а изобретенную для самого себя религию. Но это препятствие вполне преодолимо, особенно если учесть теологическую свободу протестантизма начала 20-го века. Наконец, имеется третье и решающее обстоятельство. Розенцвейг готов принять христианство, только полностью оставаясь евреем. Розенцвейг отправляется в Кассель, чтобы провести Йом Кипур с родителями, подтвердить себя в качестве еврея и подготовиться к принятию христианства. Именно эти события и приводят его к духовному перевороту.

Когда Розенцвейг сообщает родителям о своем намерении, возникает семейный конфликт. Мать не принимает его доводы. В результате Розенцвейг отправляется в Берлин, где 11 октября 1913 г. оказывается на молитве Йом-Кипура в маленькой ортодоксальной синагоге. Искренность молитвы производит на Розенцвейга настолько глубокое впечатление, что он решает остаться в лоне иудаизма. Современные описания этого случая[7], скорее всего, отражают укоренившуюся позже легенду. [8] Но как бы то ни было, для Розенцвейга обстоятельства его возвращения в иудаизм, или даже можно сказать, его прихода в иудаизм играли важную роль.

1. 5. Розенцвейг и Коген

Приняв решение остаться в лоне иудаизма, Розенцвейг погружается в изучение еврейских источников. Зимой 1914 г. он знакомится с Мартином Бубером и начинает посещать занятия по еврейской философии у Германа Когена, который с 1912 г. преподавал иудаизм в Берлине, в Высшей школе еврейских знаний. Коген восполнил знания Розенцвейга о еврейской традиции, истории, учености, лично поддерживал его. Розенцвейг часто навещал Когена дома. Коген уже занимался тем, что Розенцвейг определил как дело своей жизни - задачей синтеза еврейской и христианской мысли. Было ясно, что две эти религии могут встретиться только в пространстве, которое само уже не определяется релиигей, где о религии можно говорить. Таким пространством для Когена стала область разума, которую философ конструирует для религии на основе кантовских критик.

Кантовская философия постулирует Бога как гарант человеческого стремления к морали и добродетели, так что религия ставится на службу этики. Коген, видный неокантианец, избавил Бога от необходимости быть полезным человеческому разуму. Коген выдвигает - в этом видна его связь с иудаизмом - абсолютного Бога-творца, сотворившего всё, в том числе и разум. Человек не сравним с Богом, и особенности их взаимоотношения только подчеркивают их уникальность.

Подобным образом соотносятся друг с другом элементарные основы в «Звезде Избавления» Розенцвейга. Используя когеновскую метафору, он описывает члены этих отношений в терминах дифференциальной математики. Элементы совершенно близки к Ничто, они и есть Ничто, поскольку они еще темны для познания. Однако они не совпадают полностью, что позволяет им существовать и развиваться. Точно так же у Когена выдвижение единого Бога не приводит к уменьшению человека. Как и у Канта, когеновская этика остается автономной. Обращение к Богу, по Когену, возможно только как осознанное действие человека. Поэтому отношение между человеком и Богом в первую очередь выражается в молитве. Для человека Бог начинается с того, что человек говорит ему «Ты».

Когеновское понимание молитвы и идея строгого монотеизма привносят в идеалистическую философию элемент еврейского религиозного миропонимания, которое Коген изучал и стремился сделать доступным общественному знанию.

Дневники и письма, письмо Ойгену Розенштоку, без даты (I:230).

. . . Моё общение с Когеном пошло дальше. Я видел его чистую и сильную человечность в ипостасях ученого, борца, еврея.

В немалой степени этот восторженный отзыв возник за счет того, что Коген был публичной фигурой, основателем Академии (II:1107) - он читал лекции не только о философии, но и о судьбе народа для всех, кому было небезразлично состояние еврейства в прошлом и настоящем. В «Звезде избавления» Розенцвейг приводит случай, которому он был свидетелем (других описаний этой истории у нас нет). На своей последней публичной лекции стареющий Коген, описывая путь еврейского народа, произнес: «А мы - вечны». Для Розенцвейга эта фраза стала не только историческим, но и философским девизом. Вечным оказывается «Мы», коллектив, который «Я» создает своими усилиями. Однако игра с большими коллективами может привести к потере деталей. В 1917 г. Розенцвейг пишет родителям (I:442-446), что для объединения еврейского и немецкого Коген из всего немецкого берет только философию и создает псевдонациональный конструкт «европейскости», которая сводится к знанию принципов новоевропейской науки. Так и не определенный им немецкий характер Коген пытается поставить в соотношение с еврейским - но, как и при философском соотношении, соединения не происходит. Слушатели Когена могут вначале восхититься любовно описанным величием еврейского народа, а затем вместе с лектором заключить, что они «могут стать немцами получше, чем «сами» немцы» (I:444). 3. 10. 17 Р. озенцвейг в письме родителям (I:466) говорит: «Я уже объяснял вам, что Коген… больше для чувства, чем для головы».

Оказывается, что и в социальном, и в философском плане когеновской системе не хватает какого-то важного жизненного напряжения. Очевидно, он собирает элементы философии и еврейской мысли вместе, но не двигается к новому пониманию. Для полноценного шага вперед требуется не просто синтез, а выстроенное на его основе новое мышление (статью под таким названием Розенцвейг пишет в 1925 г. ). Критически рассматривая философию Когена в 1923 г. , Розенцвейг выделяет один компонент, который переживет любые системы. Это взаимодействие Я и Ты. Выражение отношений между Богом и человеком совершается у Когена через взаимодополняющие языковые акты. Человек словами свидетельствует о Боге, а Бог в ответ прощает его. Для Розенцвейга это взаимодействие и сопутствующие ему связи с третьим языковым лицом стали основой его собственной концепции. Если для Когена диалог был только проявлением отношений, которые уже существовали на основе разума, то для Розенцвейга настоящее существование человека начинается, а существование Бога получает цель только с обращения Бога к человеку и отклика человеческой души. В отличие от мира, человеку недостаточно быть сотворенным. Он должен родиться второй раз - как говорящая душа. Начало диалога дает человеку полноту жизни, сравнимую с хайдеггеровским актуальным бытием. Однако здесь нет попытки обожествить человека. Даже став живой душой, человек не будет избавлен от угрозы смерти. Но именно смертность позволяет человеку осознать свое место в мире. С одной стороны, он ограничен по сравнению с Богом и с обществом, к которому он принадлежит, а с другой - является их представителем, и своей напряженной жизнью помогает им сбыться.

На основе учения Когена Розенцвейг выработал собственную оригинальную систему. Встав на путь когеновской философии, он отнюдь не превратился в неокантианца или даже неокогенианца. Многие положения Когена Розенцвейг подвергает критике, а свою философию он выстраивает в совершенно ином ключе, чем учитель. Все-таки их разделяет целые полтора поколения. Но на самом деле их разделяет радикальная смена эпох, которая обозначилась 1-й мировой войной.

1. 6. Пребывание на фронте. Замысел "Звезды избавления". 1914-19 г.

Розенцвейг с самого начала не разделяет патриотические настроения. Он повторяет в письмах: «Я вовсе не чувствую себя немцем». Тем не менее, Розенцвейг прекрасно понимает политическую подоплеку войны - постоянное стремление старых стран Европы присоединить к себе области, когда-то попавшие в орбиту их истории. Мировая война для Розенцвейга сразу же становится ситуацией исторического плана - он даже читает в процессе войны лекции по ее же истории. Розенцвейг также рассчитывает хронологические циклы, согласно которым существуют все крупные государства и с определенными промежутками возникают мировые войны. С ними ничего нельзя поделать - в отличие от заповеданной Богом религиозной войны, профанные войны есть лишь следствие вечной человеческой испорченности. Так Розенцвейг формирует для себя сферу государственных интересов, в которой существует и его гражданский долг. «Внешние формы дисциплины всегда были для меня святыми», - пишет он родителям уже в конце войны. [9] В августе 1914 г. , вскоре после объявления всеобщей мобилизации, Розенцвейг уходит добровольцем в медицинский батальон. Потом оказывается, что немецким войскам нужно идти в наступление - и, несмотря на то, что он считает себя «неловким», «непрактичным» солдатом, Франц переходит в боевые части, ведь он уже захвачен делом войны. На войне формируется особая атмосфера. Розенцвейг почти не поднимает тему фронтовой смерти, хотя однажды признается в письме, что в лазарете он привык к тому, что мужчины умирают. Отголоски фронтовых переживаний слышны в начальных главах «Звезды Избавления», где говорится о человеческом Я, которое боится смерти и зарывается в землю. Однако главной темой «Звезды» является не апофеоз смерти, а ее преодоление.

В основном, письма Розенцвейга - это истории о живых людях и живых местах. Отличительным признаком военной обстановки для Франца становится то, что его круг общения неожиданно расширяется. Франц отмечает, что в мирной жизни люди обычно держатся своего сословия - но война разрушает эти границы. Падают и границы географические. Со своими частями Розенцвейг объездил Бельгию, Венгрию, Македонию, едва не попал в состав команды, отправляющейся в Турцию. В дороге он читает путеводители и на слух пытается понять новые языки. В дневниковых записях Розенцвейг сравнивает формы местоимений и глагольных окончаний в индоевропейских языках, отмечая, что при достаточном количестве материала такая работа может привести к созданию универсальной грамматики, которая доказала бы изначальное единство человеческого мышления просто в силу его человечности. Этот объединяющий импульс отражается и в религиозном плане - в самом начале войны Розенцвейг в письме родителям ссылается на строчку из книги пророка Захарии, которая повторяется в ежедневной литургии: «И Господь будет Царем над всею землею; в тот день будет Господь един, и имя Его едино». Этот день должен наступить, когда окончательно прекратится разъединение народов. Он сочетает в себе как государственное, так и лингвистическое объединение, ведь для провозглашения единого имени нужен единый язык. Идеи единой грамматики возникают и в тексте «Звезды», хотя там они лишены сравнительного аспекта - в книге Розенцвейг рассматривает язык, на котором сообщают свой смысл священные тексты, сплавляя вместе немецкий и иврит. Тем не менее, лингвистический комментарий на базе нескольких языков и здесь оказывается важным средством понимания того, как функционирует человеческое общество.

Война по-прежнему не соответствует мировоззрению Розенцвейга, и он сообщает родителям, что охотно покинул бы свой полк, если бы нашел для этого подходящий предлог. Особенно раздражает его невозможность постоянно находиться в контакте с собеседниками. Годы войны представляются Розенцвейгу потерянным временем, когда работе мешают проблемы с передвижением поездов, недостаток сна, гарнизонная служба. Розенцвейг ведет переписку, постоянно получает посылки с книгами, а некоторые из них пересылает родителям с рекомендациями к прочтению. Его идеи кипят, но все они будут только побочными продуктами большой книги, которая пока зреет подспудно. Этот труд только подпитывается от постоянного стресса - как отмечает Розенцвейг, его начинание требует «автора, стоящего на острие духовной иглы». Розенцвейг отсылает домой конверты, которые ни в коем случае нельзя вскрывать, а в уме вынашивает план. Он придерживается романтической идеи, что его книга появится только как посмертное произведение - или не появится вообще. Работа над книгой сопровождается у Розенцвейга размышлениями о судьбе еврейской и европейской культур. В 1917 г. он пишет письмо Герману Когену с предложением провести реформу еврейского образования в Германии. Письмо выходит отдельной брошюрой под названием «Время действовать». [10] Скоро Розенцвейг сам начнет активно работать в этом направлении. Начиная с лета 1918 г. Розенцвейг за несколько месяцев составляет оглавление книги. Значительные отрывки текста уже готовы осенью 1918. В октябре Розенцвейг приезжает в Кассель, получив отпуск по состоянию здоровья. Вскоре война завершается падением германской империи. Розенцвейг в течение полугода практически дописывает текст «Звезды». Он живет большей частью во Фрайбурге, но все чаще в заголовках писем упоминается Берлин.

1. 7. Период творческих свершений 1919-1922

Послевоенные годы стали для Розенцвейга временем интенсивной работы. В 1920 году вышла его монография "Гегель и государство", в 1921 г. во Франкфурте на Майне издается "Звезда избавления". Розенцвейг полностью отдается работе в области образования, в том числе для взрослых. В 1920 г. во Франкфурте открывается знаменитый "Свободный дом учения" (Das Freie Jüdische Lehrhaus)[11]. Его преподаватели - выдающиеся ученые и общественные деятели. В работе "Дома учения" участвуют М. Бубер, франкфуртский раввин Н. Нобель, врач Р. Кох, химик Э. Штраус и др. "Лерхаус" сочетал лекционные курсы и совместное изучение классических текстов.

Другим важным занятием Розенцвейга в эти годы является работа в качестве переводчика. Так, в 1923 он переводит на немецкий стихи еврейского поэта XII века Иегуды ѓа-Леви с философскими и филологическими комментариями. В письме Шолему (II:698-700) Розенцвейг отмечает сложность передачи ивритских текстов на европейские языки[12], поскольку немецкий и другие языки Европы стали с переводом Библии языками христианскими. Помимо того, что некоторые слова (например, Спаситель) в них получили определенное значение, они оказались с чисто лингвистической точки зрения под сильным влиянием латыни и греческого, разбавив свой словарный запас массой плохо усвоенных заимствований. В работе с ивритскими текстами для Розенцвейга было важно сохранить их обособленность. В письме Шолему Розенцвейг признается, что популярными переводами молитв и благословений он пользовался, только если в дом приходили христиане или евреи, которые не умели даже читать на иврите. Во всех прочих ситуациях предпочтение отдавалось оригиналу (даже если гость читал, не понимая) или квази-переводам (например, переводу на идиш), благодаря которым еврейский текст не сливался с немецким. Ту же цель преследуют и переводы текстов и ритуальных названий в «Звезде», где вместо принятого эквивалента ветхозаветным понятиям дается их пословный перевод. Еврейский текст должен вызывать у читающего трудности. Как Розенцвейг и его гости, так и все евреи в мировой перспективе - изгнанники, обреченные прорываться к своему языку как к чужому через массу языков других народов, которые стали для этих евреев своими. Теперь необходимо усилие, признание того, что перевод всегда недостаточен. Начинать обучение ивриту Розенцвейг предписывал так же - путем отказа от подсобных средств. Согласно плану, составленному им для еврейских школ, мальчики должны были начинать изучение иврита с повторения благословений и других формул, из которых постепенно вычленялись знакомые слова. Для того, чтобы сделать иврит «своим», требовалось максимально остранить немецкий язык перевода. Подобное Розенцвейг отмечал у Герцля (письмо родителям от 23. 9. 16, I:235): «Что за немецкий! Это не немецкий, язык этой брошюры [т. е. «Еврейского государства»] - это первое зримое явление герцлевского государства». По мнению Розенцвейга, Герцль создает из немецкого новый язык, который отражает его попытки впустить в себя иврит. В своем переводе Библии (начат в 1925 г. ) Розенцвейг и Бубер продолжают эту идею. Они поднимают интенсивность немецкого текста (не теряя его связности) за счет введения коротких предложений, рифмующихся однородных членов, прямой обращенной речи. Замысел перевода был обусловлен отходом, по мнению переводчиков, текста лютеровской Библии от фактуры языка и смысловой ткани оригинала. Однако главной целью перевода Бубера-Розенцвейга, как и переводов священных текстов, осуществленных Розенцвейгом в одиночку и для домашнего пользования, было знакомство евреев, для которых иврит стал чужим, с синтаксисом оригинала, который просвечивает через структуры немецкого. Тем не менее, немецкий текст имеет собственную поэтику и вполне пригоден для чтения вслух, в том числе и в литургических целях.

1. 8. Последние годы. 1922-1929

В начале 1922 г. Франц Розенцвейг впервые почувствовал, что с ним «происходят странные вещи» (II:750). Рихард Кох диагностировал амиотрофический латеральный склероз - поражение части спинного мозга, отвечающей за моторику. Болезнь ведет к приступам слабости, параличу, и через два или три года заканчивается смертью в результате остановки дыхания.

Как рассказывал Кох (II:750-751), Розенцвейг принял это известие «спокойно, и… на удивление бодро». После написания «Звезды» Франц считал, что главную вещь в своей жизни он уже сделал. Теперь, «с биографической уверенностью» отмечал он, смерть не может не прийти. Франц был готов умереть в любой момент, ему бы хотелось только увидеть рождение своего ребенка (Рафаэль Розенцвейг появился на свет 8 сентября 1922 г. ).

Письма последних лет Розенцвейга свидетельствуют об активной интеллектуальной жизни (составляются учебные планы курсов по иудаике, ведется переписка с Мартином Бубером, где Розенцвейг дает свою концепцию диалогической философии). В них лишь изредка проскальзывают замечания насчет того, что их автор лежит в кровати без возможности встать, или что писать ему оказывается сложно. Родных, кроме своей жены Эдит, Розенцвейг старается не тревожить, убеждая их в адекватности лечения.

Прямо в доме Розенцвейг продолжал циклы занятий по еврейской истории и культуре, постоянно приходили гости. Со временем Эдит, постоянно заботящаяся о Франце, становится секретарем мужа - она пишет под его диктовку, держит книгу и переворачивает страницы. Паралич глотательных мышц приводит к тому, что Розенцвейг лишается способности говорить. Гости продолжают задавать ему вопросы, Франц делает в ответ знаки глазами, которые Эдит переводит. Ситуация остается полностью под контролем. «Если больной придает своей жизни смысл и форму, - пишет Кох в своих «Воспоминаниях о Розенцвейге (1948, цит. по Дневники и письма, II:750), - он вырывает у природы то, что она не хочет отдать добровольно… То, что Розенцвейг написал «Звезду избавления», и то, как он вел себя в этот период убивающей жизни, - одно и то же. В том, как он вел себя во время болезни… видна великая свобода поступка».

Розенцвейг вытребовал у природы еще 7 лет. За это время он успел увидеть, как подрос Рафаэль, (и научить его ивриту), прочитать несколько циклов лекций и совместно с Бубером начать работу над новым переводом Библии на немецкий. В последних письмах (II:1236-7) он говорит с Бубером, который тогда жил в Касселе, и через него с матерью, о «точке», брия. Это ивритское слово означает для Розенцвейга одновременно момент оживления и трагического катарсиса. Такая «точка всех точек» достигается, например, в книге пророка Ишайи, и она же видна в игре актеров Габимы. Это момент напряжения всех способностей и желаний человека. Именно он освещает жизнь и тексты Розенцвейга. Это точка избавления.

К этой точке стремится весь текст «Звезды», который выводит читателя ко встрече с Богом. Но одновременно избавление оказывается и категорией социальной: это время, когда Царство Божие совпадает с мировым Царством. Как утверждали пророки, это будет время единства Бога, мира, даже языка. Вот как описывает Розенцвейг период избавления:

Розенцвейг. Звезда избавления

Людям, которые говорят на одном общем языке, взгляда совершенно достаточно, чтобы понять друг друга. Они преодолевают язык, именно потому что говорят на одном общем языке.

Как грустно это звучит, если вспомнить собственную судьбу Розенцвейга. Он собственным примером доказал, что взглядом можно творить, любить, беседовать. Но мир вокруг него не преодолел разногласий.

Розенцвейг умер в декабре 1929 г. Вместе с ним ушла вся та блестящая эпоха, в которой ему довелось жить. До падения Веймарской республики оставалось 4 года. Серебряный век европейской культуры подходил к концу.

1. 9. Судьба наследия Ф. Розенцвейга в 20-21 веке.

Выход в 1921 г. "Звезды избавления" не стал философской сенсацией. С самого начала над книгой Розенцвейга нависла угроза быть воспринятой в качестве конфессиональной или межконфессиональной религиозной книги. Сам Розенцвейг в "Новом мышлении" предостерегает от восприятия "Звезды как "еврейской книги" или книги по "философии религии". Это "изложение философской системы"[13].

Уже в 20-е годы книга была замечена многими. К примеру, С. Л. Франк в 1926 г. отозвался на нее своей статьей "Мистическая философия Розенцвейга"[14]. Среди ранних реакций на философию Розенцвейга на тридцатый день после его смерти в Иерусалиме появилась статья Гершома Шолема. [15] Однако идеи Розенцвейга доходили до современников медленно. Например, ученик Хайдеггера Карл Лёвит пишет, что воспринимал Розенцвейга в первую очередь как специалиста по Гегелю и только в 1939 г. , прочитав письма Розенцвейга, настолько увлекся его философией, что оставил все другие занятия. В своей работе 1942 г. Лёвит пишет о сходстве идей Розенцвейга и Хайдеггера[16].

Настоящий взлет интереса к Розенцвейгу начинается после войны. В 1945 г. Нохум Гляцер пишет на идише книгу "Франц Розенцвейг, его жизнь и идеи"[17]. В 1953 г. она выходит по-английски и становится популярной[18]. До этого времени "Звезда" была доступной только для читающих по-немецки. Книга Гляцера, которая содержала множество цитат из Розенцвейга, усилила интерес к нему у англоязычной публики.

Популярность Розенцвейга быстро растет. В 1967 г. выходит книга Каспера "Диалогическое мышление: Исследование религиозно-философского значения Франца Розенцвейга, Фердинанда Эбнера и Мартина Бубера"[19]. Это важный момент: Розенцвейга начинают воспринимать как выдающегося философа, одного из создателей диалогического мышления[20]. З. Леви рассматривает его в качестве экзистенциалиста. [21] Моше Шварц исследует связь Розенцвейга с Гегелем и Шеллингом[22], Ривка Горвиц - с Когеном и Бубером[23]. О Розенцвейге выходят основополагающие книги Э. Меира[24], Й. Амира,[25] Й. Тернера. [26]

В 1970 г. появляется первый перевод книги на иврит[27], в 1971 г. - на английский. В 80-90-е годы интерес к философии Розенцвейга все возрастает. Книгу переводят на французский, итальянский, китайский. В исследовании Розенцвейга последних лет необходимо отметить несколько тенденций. Важнейшей задачей является систематизация связей философии Розенцвейга с ее источниками. Этим занимается вышедшая в 2004 г. книга под редакцией М. Брассера "Розенцвейг как читатель"[28]. Для понимания места Розенцвейга в истории мысли необходимо оценить его отношение к предшественникам, например, к философии просвещения и романтизма. Розенцвейг является нео-просветителем и нео-романтиком одновременно[29]. Сам он подчеркивает, что было несколько эпох просвещения, а романтизм 1800-х гг. обрел новое значение в модернизме 1900-х. Важнейшей задачей исследования мысли Розенцвейга является интерпретация его философской системы как целого[30], а также место Розенцвейга в философии диалога[31]. Не менее важной задачей является анализ связи философского учения Розенцвейга с его интерпретацией классических и религиозных текстов. Важнейшим источником является переписка Розенцвейга с друзьями и родственниками[32].

Популярность Розенцвейга возрастает и в русскоязычной среде. Стоит отметить работы В. Махлина, З. Сокулер, Л. Наместниковой (Белянской), А. Пигалева[33].

Со времени выхода "Звезды избавления" прошло почти 100 лет, но кажется, что эта книга, как и другие работы Розенцвейга, только сейчас становится по-настоящему актуальной и востребованной.

Примечания

[1] Здесь и далее цитаты из дневников и писем Розенцвейга приводятся по изданию: BT (Franz Rosenzweig, Briefe und Tagebücher. Haag: Martinus Nijhoff, 1979). Римская цифра обозначает номер тома, арабская - номер страницы. Перевод цитат выполнен Е. Яндугановой.

[2] Возможно, здесь двойная аллюзия к "Трудам и дням" Гесиода и к "трудам дней" сотворения мира, Ср. "Как божество, шесть дней творенья // Обняв в конечном торжестве" (Фауст. «Лесная пещера» (пер. Пастернака)). Т. е. творец узнается по "трудам своих дней", а не просто по результату.

[3] См. Das neue Denken (см. библиографию). Русский перевод в книге Новое мышление // Махлин В. Л. «Я и Другой» (истоки философии «диалога» XX в. ). - СПб. , 1995.

[4] Интерпретации жизненного пути Розенцвейга посвящена обширная литература. Мы в данном очерке следуем, в первую очередь, работам Р. Горвиц, Э. Меира, Й. Амира. Но главными источниками биографии Розенцвейга являются его собственные письма и дневниковые записи. См. библиографию.

[5] Платона (греч. )

[6] См. PTW - p. 30.

[7] См. , например, Э. Меир. Франц Розенцвейг - философ, возвратившийся к вере. Пер. А. Ротмана. - Еврейская Школа, 1995, 2-3, с. 41.

[8] Ривка Горвиц обращает внимание, что из писем непосредственно этого периода такой ясной картины однократного события вовсе не следует. См. -33

[9] См. Дневники и письма, письмо от 12. 11. 18 (II:617).

[10] Опубликовано в журнале "Еврейское образование". См. ЕО 2001 N2, с. 81.

[11] См. Meir, E. The Rosenzweig Lehrhaus :‎ proposal for Jewish house of study in Kassel inspired by Franz Rosenzweig's Frankfurt Lehrhaus. Ramat Gan, 2005.

[12] См. Ж. Деррида. Глаза языка. ЕО 2004 N1-2, с. 49.

[13] См. Franz Rosenzweig. Das neue Denken. Eine nachträgliche Bemerkung zum „Stern der Erlösung. In:Der Morgen: Monatsschrift der Juden in Deutschland. 1925, H. 4, S. 427-8.

[14] См. Путь. 1926 № 2. - с. 139-148.

[15] См.

[16] См. Karl Löwith. M. Heidegger and F. Rosenzweig or Temporality and Eternity - Philosophy and Phenomenological Research, Vol. 3, No. 1 (Sep. , 1942), p. 53-77.

[17] См.

[18] См. Glatzer N. , Franz Rosenzweig. His life and thought. Zuerst 1953. Mit Vorwort von Paul Mendes-Flohr. Cambridge 1998.

[19] См. Casper, B. Das Dialogische Denken: Eine Untersuchung der religionsphilosophischen Bedeutung Franz Rosenzweigs, Ferdinand Ebners und Martin Buber. Freiburg: Herder,1967.

[20] См Mosès, S. Révélation et dialogue chez Franz Rosenzweig. Paris, 1982

[21] См.

[22] См

[23] См. .

[24] См.

[25] См. .

[26] См.

[27] Ссылки на переводы "Звезды" см. в общей библиографии.

[28] См. Brasser, M. (ed. ). Rosenzweig als Leser: Kontextuelle Kommentare zum “Stern der Erlösung,” Tübingen: Niemeyer Verlag, 2004.

[29] См. Rubinstein, E. An Episode of Jewish Romanticism: Franz Rosenzweig's Star of Redemption. Albany, 1999.

[30] См. напр. Pollock, B. Franz Rosenzweig and the Systematic Task of Philosophy, Cambridge - N. Y. 2009. Bontas, A. Franz Rosenzweig's rational subjective system : the redemptive turning point in philosophy and theology. N. Y. , 2011.

[31] В добавление к классической книге Каспера 1967 г. и книге Гуго Баргмана 1974 г. в последние годы появился ряд новых работ. См. Muller A. Pensée dialogique, langage et intersubjectivité dans la philosophie de Franz Rosenzweig. Paris, 2014; Dialogphilosophie =‎ Philosophy of dialogue. Freiburg, 2013; Meir, E. Dialogical thought and identity:‎ trans-different religiosity in present day societies. Göttengen, 2013.

[32] См. Meir, E. Letters of Love: Franz Rosenzweig's Spiritual Biography and Oeuvre in Light of the Gritli Letters, N. Y. , 2005.

[33] Ссылку на эти работы см. в библиографии.

.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на polit.ru