Командир стрелкового батальона с позывным «Штурман» до СВО занимался бизнесом, вместе с женой растил троих детей. На передовую бывший кадровый офицер флота попал рядовым стрелком. Как устроен быт бойца, что самое страшное и как случаются чудеса?

Командир стрелкового батальона Народной милиции ЛНР Александр Голдман с позывным «Штурман» почти с первых дней на передовой. Недавно про него сняли документальный фильм «Герои Донбасса. Комбат». У Штурмана трое детей: старшей дочери 15 лет, младшей 8, а сыну 9. Живут с женой в Москве. До спецоперации занимался бизнесом, хорошо зарабатывал и частенько проводил время в модных клубах и на тусовках. Когда начались боевые действия, бывший кадровый офицер Тихоокеанского флота не смог усидеть дома.Сейчас Александр проходит лечение в Центре восстановительной терапии им. Лиходея. Это известный с советских времён санаторий для воинов-интернационалистов в подмосковной Рузе. Благодаря проекту «Время своих» здесь могут проходить реабилитацию не только бойцы, но и гражданские, пострадавшие во время боевых действий. Это не первое ранение комбата. Но раньше мог заштопать и перевязать себя сам, либо отлежаться после контузии и вернуться на передовую. В этот раз всё оказалось серьёзнее.Александр рассказал aif.ru о чудесах на СВО, военном быте, пленных и самом страшном оружии.«Когда двоим оторвало головы, пришёл в себя»Юлия Борта, aif.ru: — Как вы попали в зону СВО?Александр Голдман: — Я офицер запаса. До 2012 года служил на Тихоокеанском флоте, сначала на атомной подводной лодке на Камчатке. Потом командиром боевой части ракетного корабля и в органах военного управления. После увольнения в запас занимался бизнесом. Когда началась спецоперация, пошел в военкомат. Но мне сказали, что требуются сержанты и солдаты, а офицеры не нужны. Пришел домой в расстроенных чувствах. В телеграмм-канале Кадырова прочитал, что там набирают добровольцев в отряд «Ахмат». За три дня собрался и уехал в Чечню. Отслужил два контракта в «Ахмате», начал с простого стрелка-автоматчика, вырос до командира группы. И через 5 месяцев генерал назначил меня в Народную милицию ЛНР командиром батальона.— Когда приехали на передовую, к чему не были готовы?— Да ни к чему не был готов. В первый боевой выход в «Ахмате» в лесу вообще вёл себя несерьёзно. Мы шли 3 км под минами, когда что-то рядышком взрывалось, пытался отшучиваться и посмеиваться «ха-ха-ха». И только через сутки, когда двоим парням оторвало головы, пришёл в себя: «Ого, надо лучше копать окоп». Все, чему я учу молодых бойцов, испытал на себе: «Ребята, чем глубже окоп, тем дольше живёте. Чем меньше писаете, тем дольше живёте — надо писать в бутылочку. Меньше какаете — дольше живете. Меньше ходите — дольше живёте». Много таких правил.— Бойцы во вверенном батальоне были местными, значит, уже понимали, что к чему? — Я тоже сначала думал, что это будут бойцы, закалённые в боях. Нет, обычные работяги. Хотя война шла уже 8 лет, они работали, как в мирное время, а после февраля 2022 года их призвали. Всему приходилось учить, иногда и кричать, наказывать. Очень долго боролся со злоупотреблением алкоголя.— А откуда на фронте алкоголь?— Как на флоте говорят молодым матросам, приходящим с учебки: на корабле есть всё, кроме женщин и велосипеда. Вот так же и на фронте.Вместо еды — сигареты— Как выглядит день военного, его ежедневный быт?— На позициях бытом заниматься некогда, нужно выполнять боевые задачи. Есть дежурная смена, есть отдыхающие. В тёплую погоду дежурные по 3 часа стоят, потом меняются. Зимой по часу или полчаса.А быт в основном во время ротации происходит. Бойцы перемещаются за 2-3 км от передовой — постираться, отдохнуть. Размещаются в подвалах или ангарах. День начинается так. Лежишь, глаза открываешь — и закуриваешь сигарету. Потом умылся, сходил в туалет и началось — куда-то вызвали, где-то отчитали и т.п. Ближе к 17 часам повара начинают что-то готовить. А есть часто и не хочется, когда каждые 15 минут куришь. Я три пачки в день выкуриваю.Часто спрашивают, мол, как вы там на войне, это же ужас. Для меня сейчас война — это тоже жизнь. В ней есть свои радости, свои праздники и горе.— Сколько вам платят?— 266 тыс. рублей в месяц.— Физически тяжело приходится?— Нет. Всё дело в адреналине. Как-то вышел после боя и только через несколько часов заметил, что вся штанина в крови, а под ней в ноге огромная дыра. Но бегал на адреналине и боли не чувствовал. А вот потом начинает всё болеть.— Как можно общаться с семьёй, жёнами?— В этом году многие купили спутниковые антенны за 15 тысяч. Но связь очень слабая. Представьте, сколько там подразделений. Так что хватает только, чтобы написать близким. Но и это уже хорошо. Раньше, чтобы пообщаться с жёнами, мы ехали километров за сто от линии фронта, где могли позвонить. Я в том году три раза звонил жене, прощался: «Все, следующий боевой выход мне хана, скажи детям, что я их люблю». — «Но почему?» — «Я статистику вижу, как оно всё выходит». Жена поддерживала, как могла.90% — это миномётная война— Читала, что некоторые добровольцы, столкнувшись с реальной войной, пытаются потом всеми силами вернуться обратно. — Есть такое. Это так называемые «пятисотые». Кто-то ножку прострелил себе, кто-то ещё что сделал, чтобы в тыл эвакуировали. Когда приходят молодые бойцы, беседую с ними примерно так: «Ребята, вы думаете, что война — это так: вы бежите в атаку с автоматом, вас ранило в плечо, автомат упал, вы берете гранатомет, второй рукой стреляете, вас опять ранило, вы падаете, и тут на вас едет танк. Вы чеку из гранаты выдергиваете — "Вот вам за пацанов!" Такого нет. Война это: высунулся — убили, наступил на мину — ногу оторвало». Неправильные действия приводят к неправильным результатам.— Но если у вас стрелковый батальон, значит, надо в атаки ходить?— Ходим. И я хожу. Вот видите, у меня многочисленные ранения. 90% боевых действий — это миномётная война. Они в нас минами, мы в них минами.— И в своих могут попадать?— Да. В этом ничего такого нет. Это называется «пристрелочные выстрелы».Как бойца от «немцев» спасли— Необычные истории случаются? Понятно, что там всё необычно. Но тем не менее. — Как-то у нас потерялись три бойца. Они были чуть дальше передовой, но на наших глазах. Там немцы что-то толкнулись...— Какие немцы?— Мы так называем военных ВСУ. Все офицеры, с кем я общаюсь, так говорят...Так вот, когда прошло два дня, и мы поняли, что бойцы не вернутся. Я взял пять человек, и мы пошли их искать. Проходим одну зелёнку, вторую, дошли уже до тех позиций, где они стояли, продвинулись ещё на 15-20 метров. Дальше нельзя — немцы. И нашли. Один — «двести» (погибший — прим. ред.), второй — «двести». Мимо блиндажа проходим — голова оттуда вылезает: «А вы кто?» Мы на него автоматы сразу вскинули: «Ну-ка вылазь отсюда, скотина такая!» — «Да я с 4-го батальона...» А это мой батальон. «Я комбат твой», — говорю. Тот счастливый навстречу бросился. И рассказал такую историю. Начался бой, он стрелял, а потом закончились патроны. Упал в блиндаж и лежал. Когда всё затихло, услышал шаги. Увидел, как в проход блиндажа засунулась рука с автоматом, дала очередь, потом немец пошёл к следующему и проделал то же самое. А так как боец был на полу, его не задело пулями. Вот так и лежал двое суток, ходил под себя.И тут начали по нам класть мины. Мы заходим в соседний блиндаж уже вшестером, ждём, что популяют и перестанут. И вдруг в нас начали стрелять из стрелкового оружия — автоматов и пулемётов. Это засада. И мы сидим еще вшестером в этом блиндаже, как дураки. Что делать? Я начинаю открывать «муху» (это ручной одноразовый гранатомёт). Но рычаг заедает. Над блиндажом взрывается граната, дырка в потолке над моей головой, у меня осколки, контузия, гул в голове... Но понимаю, что раз граната, то немцы метрах в 15 уже. Выкидываю «муху», ору: «Где мой автомат?» Бойцы на меня смотрят в ступоре. Начал страшно материться: «Г..ны, огонь по пи..сам!» И они тут оживились. Наконец, стали стрелять. Благодаря тому, что стали отстреливаться, мы немного перехватили инициативу, и начали по одному выпрыгивать из блиндажа. Нам повезло — сразу за ним тянулся длинный ров. Пока выходили, всех ранило. Но все остались живы.Потом еще раз встретил этого спасённого. Я как командир почти каждый день разговариваю с подчинёнными. Какие-нибудь бойцы приходят — ну-ка, давай ко мне на беседу. Спрашиваю, как морально-психологическое состояние, как дела в семье, какие пожелания есть... И однажды так боец спускается. Я начинаю беседу. Тот: «А вы меня не узнаёте, комбат?» — «Нет». — «Это ж вы меня в блиндаже спасли». А он тогда уехал в госпиталь, потому что его сильно ранило. Но сразу после лечения вернулся — на передовой, говорит, лучше.Счастливчик Максим из Харькова— Пленных приходилось брать?— Тоже была история. Всех поубивали, остались два окопа. Говорим им: «Сдавайтесь, уже нет выхода». Тишина. Гранатку в окоп — готов. Один остался. Кричим: «Сдавайся!» Тишина. Ну ладно, Бог с тобой. Берём гранатку. Она летит и перед блиндажом попадает в бревно, перепрыгивает окоп, и там взрывается. Берём вторую гранатку. Она ударяется в дерево и взрывается. Мы переглянулись и кричим: «Мужчина, выходи! Мы с тобой уже точно ничего не сделаем. Тебя Бог оберегает». Вышел Максим, родом откуда-то из Харькова, командир отделения, молодой, меньше 30 лет. Мы так ржали, пока его вели. Он весь трясся, как осиновый лист. Мы его успокаивали, дали закурить и говорим: «Да ты счастливчик вообще! Тебе теперь что-то хорошее надо сделать в этой жизни. Не дай Бог, ты после обмена пленными вернёшься на войну».— Вы всё в шутку переводите. Юмор помогает вам?— Это моё личное восприятие. Мне кажется, самое страшное на войне, когда ты ещё начинаешь всё усугублять. Проще относиться с юмором. Это такая же жизнь. Как ты к ней относишься, так и будет у тебя всё идти.ВСУ работают по натовским стандартам— Как воюют ВСУ?— Немцы профессионально воюют. Они работают по натовским стандартам. Малым количеством людей обороняют большее количество земли. А у наших некоторых командиров до сих пор присутствуют представления типа: давайте я вам дам целую роту в эту зелёнку. Они сидят там на голове друг на друге. Естественно, чем больше людей в одном месте, тем больше шансов погибнуть. Как только у нас в этом году появились дроны, то у немцев появился офигенный РЭБ (системы радиоэлектронной борьбы — прим. ред.) И если наши дроны залетают в зону их действия, то у них там садятся, и немцы их забирают. То есть повторюсь: они воюют профессионально.Но и мы не стоим на месте. Как мы воевали в прошлом году и в этом — большая разница. Все были совершенно не готовы. Местами был бардак. Скажем, начинается стрелковый бой, оказывается, это наши палят друг в друга. За год мы научились воевать, узнали врага, поняли его тактику.Уверен, что все наши ошибки и глупости скоро совсем сойдут на нет. Сомнений нет, что мы победим.— Но мы же не наступаем сейчас вроде...— Наступление идёт тихой сапой. Думаю, это лучшая тактика, чем хаотичное наступление нахрапом.— Говорят, некоторые военные ВСУ под наркотиками идут в бой.— Кто под наркотиками, их приходится убивать. Они не сдаются в плен. Даже если ты его ранишь, он упадет, но всё равно будет ползти, чтобы тебя убить. Вот интересная деталь. Лето, жара, труп нашего бойца весь разбух за три дня, а этот высыхает как мумия, никаких процессов гниения. Видимо, от наркотиков. Мы таких очень много видели.Самое страшное — танки— Какие ощущения возникают, когда надо убить другого человека?— На войне в этом ничего такого нет. Когда я учился в военном училище, у нас был преподаватель—полковник, участник боевых действий в горячих точках. Он говорил: «Ребята, я столько поубивал врагов, и ни один мне не приснился». Подтверждаю: никто не снится. Единственное, чему учу своих бойцов: убивать надо не с жестокостью, а может, даже с любовью. Не надо резать, добивать, убей — и всё. Нельзя издеваться над трупом. Воин ни в коем случае не должен унижать пленного. Иначе ты превращаешься в существо низшей расы.— Как переживаете гибель товарищей?— У меня погибло два друга. Одного ночью привезли. Я сел, покурил с ним, поговорил — и отпустило. К смерти отношусь философски.— К смерти можно подготовиться? — Осознавать свои действия на войне — это одно. А готовиться к смерти — это совсем другое. Так ты реально можешь прийти к смерти. Я наоборот всех ребят настраиваю, что будем жить. Наша цель — выполнить боевую задачу и остаться в живых, а не погибнуть геройски.— Можно победить страх? Что делать, если надо идти в атаку, а солдаты не идут или бегут обратно. — Можно. Учу бойцов, что бояться можно, трусить нельзя. Разница большая. Ты боишься и воюешь, а трусишь — ты бросаешь автомат и убегаешь. А чтобы они не побежали обратно, ты должен идти впереди. Я всегда впереди. Обороняться легче, чем наступать. Когда окопы не хотят копать, говорю: ну хорошо, не копайте, вас сейчас выбьют, а вы потом будете это отбивать и назад забирать у немцев.— Когда танки едут, это страшно?— Да, танки — очень серьёзная мощь. Это невозможно передать, надо прочувствовать, когда в тебя стреляет танк. Трижды в меня танки стреляли так, что я должен был не выйти из боя. Один раз сидели в подвале здания. И когда танк выстрелил, дом стал просто складываться этаж за этажом. Второй раз в лесу нас танк поймал, стрелял на расстоянии 150 метров, поранило всех осколками. Не согласен и с теми, кто говорит, что можно привыкнуть к минам. Нельзя. Они издают такой мерзкий визгливый звук. Чтобы спастись, нужно ложиться в окоп. Со временем начинаешь по звуку разбираться, что это — недолёт или перелёт.Чудеса на СВО — Что можете сказать тем, кто собирается пойти добровольцем?— «За ленточкой» надо слушать своё сердце. Если здесь вам показалось, то там это не показалось. И только с Богом. Без веры нет смысла идти. Я всем бойцам говорю, что раньше верил, а теперь знаю, что Он есть. Очень много было случаев, когда я не должен был выйти из боя. Но выходил. Это чудо из чудес. И я их видел много за этот год.— Что было самое чудесное?— Было наступление в городе. Я бросился вперёд, добежал до немцев, оборачиваюсь, чтобы прокричать что-то своим. А сзади никого нет. Получилось, что наступать стал только я один. И немцы начали в меня шмалять из всего, что можно. Бежал под огнём пулемёта, снайпера и ВОГов (это подствольный гранатомёт) метров сто по ровному асфальту. В итоге в меня прилетела только одна пуля в спину. Пока бежал, много раз прощался с жизнью, даже проскочила мысль: «Зачем я сюда приехал?».Так что для новичков три главных правила. Идти с Богом, слушать своё сердце и если что показалось — всегда перепроверь.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на aif.ru